Архитектура Западной Европы XV-XVI веков. Эпоха Возрождения 4. Италия
Архитектура Западной Европы XV-XVI веков. Эпоха Возрождения
Важнейшей особенностью архитектуры итальянского Возрождения, принципиально отличавшей ее от архитектуры средневековья, была эмансипация как творческого, так и собственно строительного процесса от влияний цеховых традиций. Коллектив исполнителей оказывался безусловно подчиненным индивидуальной творческой воле автора. Впервые после античности ремесленную эмпирику вытесняла «ученая» архитектура, стремившаяся построить свои конструктивно-художественные принципы на прочном научно-теоретическом основании. Вначале не столько пристальное изучение античных образцов, сколько вдумчивое и свободное исследование общих законов природы, ее физических явлений, определяло новые конструктивные и композиционные приемы; причем гуманистический характер возникавшей таким образом архитектуры проявлялся как в ее соразмерности человеку, так и в решающей роли, которую играла личность в самом строительном процессе от его начала до конца.
Изобретательность цехового мастерства, при всей своей ограниченности создавшего ряд остроумных строительных машин и прикладных приспособлений, не выходила, однако, за пределы опытного усовершенствования того, что было известно еще Архимеду. Только непосредственное изучение законов природы наряду с возродившейся верой человека в собственные силы смогло обеспечить революционный скачок, который прервал тысячелетний застой теоретической науки такими открытиями независимой мысли, как механика Леонардо да Винчи.
Запечатав семью печатями золотую книгу природы, католическое средневековье настолько сковало человеческий разум, что за тысячу лет беспрерывных насилий и войн оружие практически не развивалось. Если в церковной архитектуре необходимость решения новых пространственных и идеологических задач привела в свое время к триумфу готической тектоники, которая и явилась вершиной эмпирического мастерства, то фортификационная архитектура западного средневековья в соответствии с примитивностью осадных орудий оставалась весьма консервативной. Только непосредственные контакты с Востоком в XII—XIII вв. внесли некоторые усовершенствования как в стратегическую диспозицию оборонных элементов, так и в решение проблемы огнестойких перекрытий.
Само изобретение огнестрельного оружия сначала мало что изменило в средневековой крепостной архитектуре, и понадобился переворот Возрождения, чтобы баллистика превратилась в науку.
Символом переворота, внесенного в архитектуру наукой, служит купол флорентийского собора, сооруженный Брунеллески. Не случайно первым значительным произведением новой архитектуры оказалось сооружение, в эстетике которого едва ли не решающую роль сыграла его революционная конструктивно-художественная характеристика. В конструкции купола не было ничего античного, не имела она и средневековых прототипов, хотя форма купола и была задана предшествующим проектом.
Впервые мастер, столкнувшись один на один с грандиозностью стоявшей перед ним задачи, без всякой оглядки на цеховой опыт смело положился на самого себя, на результаты собственных наблюдений, вычислений и умозаключений и одержал победу. Этот триумф свободного разума, казалось, оправдывал дерзостное предположение ранних гуманистов, что человек и сам смог бы создать вселенную, будь у него необходимый материал и орудия.
Младший современник Брунеллески — ученый-гуманист и архитектор Леон Баттиста Альберти — прямо говорит, что могущество человека безгранично, стоит ему только познать самого себя и окружающий мир. Изданная им в 1485 г. архитектурная энциклопедия явилась первым сводом тогдашней архитектурной науки. Естественно, что с превращением архитектуры из ремесла в науку не практическая цеховая выучка, а знание всей совокупности теоретических положений новой строительной дисциплины сопутствовало деятельности мастера, единоличный замысел которого теперь по необходимости облекался в форму детального предварительного проекта. В отличие от обобщенных средневековых моделей такой графический проект полностью исключал любую форму творческого участия технических исполнителей в создании того или иного архитектурного произведения.
К началу XVI в. бурное строительство в Италии практически осуществлялось уже исключительно архитекторами, умевшими сочетать положения науки с новыми идеалами прекрасного. Неразрывно связанные в своей деятельности со всеми сферами художественного творчества, воодушевленные античными идеалами литературного гуманизма и памятниками славного прошлого, но в то же время проникнутые идеями своего времени, эти мастера нового типа, сохраняя индивидуальный почерк, воспитывали целые школы последователей, для которых, впрочем, индивидуализм и творческая самостоятельность в отличие от подмастерьев прошлого были едва ли не важнейшими из заветов учителя. Со второй половины XVI в., несмотря на все единообразие тектонического языка, вытекавшее из основ ордерной системы, разгорается борьба индивидуализированных направлений архитектурной мысли, невозможная в эпоху средневековой архитектуры, всегда пытавшейся сочетать все, что казалось пригодным и целесообразным.
Не менее решающим условием становления архитектуры итальянского Возрождения было появление нового заказчика, пришедшего на смену средневековым коллективам монастырей, городских коммун, цехов и гильдий. Богатство и власть гуманистически образованных тиранов и банкиров, авантюристов и негоциантов — этих заказчиков нового времени — при всей пестроте их красочных биографий сочетались с художественным вкусом, воспитанным постоянным общением с людьми науки и искусства.
С торжеством свободной и сильной личности кончалась целая эпоха в истории градостроительства, эпоха, в которой с такой убедительной силой архитектура показала свое градоорганизующее значение. Не случайно на протяжении тысячелетия центр тяжести архитектурного развития лежал в общественных сооружениях — церковных, гражданских, фортификационных. Но движущие силы этой эпохи не способствовали сознательному градостроительству, и то, что в сфере ансамблевой застройки предпринималось личной инициативой, приобрело градостроительную характеристику лишь в формально-художественном плане в сочетании с позднейшей архитектурной средой.
Градостроительные функции новой архитектуры, в корне отличные от средневековых, сказались лишь в последующий период неокатолического барокко и абсолютизма. Но в XV—XVI вв. сам характер господствующей типологии новой архитектуры исключал ее сколько-нибудь значительную градоорганизующую роль. Во Франции и Англии новая архитектура вообще возникала, как правило, вне городов. В Италии и Испании представленная типами городских дворцов новая архитектура противопоставляла себя городу в целом. Там же, где ведущими типами оказывались все еще средневековые ратуши и гильдейские дома (Нидерланды, Германия), она лишь продолжала градостроительную инерцию предшествующей эпохи.
В Италии единственный осуществленный градостроительный проект Возрождения — это деревня, превращенная за три года волей папы-гуманиста в роскошный ансамбль. Однако, не имея иного оправдания, кроме чести быть родиной возвысившегося человека, Пиенца служит не столько примером градостроительного искусства своего времени, сколько памятником личного тщеславия Пия II, именем которого она и названа.
Неудовлетворенность социальными условиями действительности выражена прежде всего обилием различных градостроительных утопий, теоретические схемы которых говорят именно о том, чего не было. Но эти проекты «солнечных государств», не получившие исторической санкции, а потому и оставшиеся неосуществленными, принадлежат не столько истории материальной культуры, сколько истории идей.
Карта раздела "Архитектура Западной Европы XV-XVI веков. Эпоха Возрождения >>